Впервые
рассказ о змее опубликован: Дело о змее. — Д. Мордовцев. Огненный змий о
семи главах / Бытовые очерки
прошлого века (Мнимые видения и
пророчества) // Исторический вестник. 1882.
Т. VIII. № 4-6. С. 483-485.
Здесь текст приводится по изданию: ТРАДИЦИОННЫЙ ФОЛЬКЛОР НОВГОРОДСКОЙ
ОБЛАСТИ. Пословицы и поговорки.
Загадки. Приметы
и поверья. Детский
фольклор. Эсхатология. По записям 1963-2002 гг. /
Составители: М.Н. Власова, В.И. Жекулина. - СПб.: Тропа Троянова, 2006.
ОГНЕННЫЙ ЗМЕЙ НАД НОВГОРОДОМ
ОГНЕННЫЙ ЗМЕЙ НАД НОВГОРОДОМ
В 1728 году над Новгородом Великим явился «огненный змий о семи главах». Феофан Прокопович, архиепископ новгородский, донес Синоду, что содержащийся «по некоторому делу» в Москве, в келейной конто ре, «села Валдая поп» Михаил Иосифов объявил о следующем. Когда он содержался «по тому же делу» в новгородском архиепископском доме, «при разряде, в конторе раскольничьих дел под арестом», то приходил к нему келейник Иаков Алексеев «и говорил ему такие слова: “Что де было нощию на небе видение, яко бы летал над новгород скою соборною церковию змий огненный о семи главах, который взял ся от Ладоги и вился-де над тою церковью и над домом нашим (Феофа на Прокоповича — М.В.) и над Юрьевым и над Клопским монастырями, а потом полетел к Старой Русе. И в том-де будет как дому, так и монастырю не без причины; которое-де видение и многие граждане видели”, а кто именно — того не сказал».
Когда Феофану Прокоповичу доложили об этой «болтовне», он повелел келейника «допросить обстоятельно» и, «если дойдет до теле сного розыска — то отослать к мирскому суду». Началось «дело об огненном змие».
Взяли к
допросу келейника
Иакова. Келейник «запирался». Он твердил: «Никогда у
него, Иакова, с
ним, попом, таковых речей ни о каком видении не
бывало...» «Взялись за попа. — Слышал ты от него таковые речи? —
Подлинно слышал... [...] — А для чего ты прежде не то показывал? — А то я
показал беспамятством своим». А келейник продолжал твердить: поп
«наплел» про огненного змия,
желая «насолить змием» церковным иерархам.
Почему же поп выдумал «небылицу о змие»? Будучи «судим по
некоторому
делу», он сидел под арестом — и в Новгороде, и в Москве.
«И вот тут,
сидя под арестом, он додумывается до «огненного змия о
семи главах» и
плетет уже на Новгород: “там-де мне говорили о змие,
когда я там сидел и
судился” А кто же говорил? — Какой-то Яков,
“келейник судии
архимандрита Андроника”. В этом, кажется, и вся раз
гадка: судил его,
вероятно, этот самый Андроник... Так вот и надо насо
лить ему “огненным
змием”, хоть через его келейника». «”А что значит, что змий вился над
новгородским собором, да над
архиепископским домом, да над монастырями
Юрьевым и Клопским, а потом полетел к Старой Русе” — это-де пускай сами
судьи раскусыва
ют да на ус себе мотают...» (Мордовцев 1882: 483-483)
Смысл явления огненного змея и в XVIII веке, и позже, могли
истолковать
по-разному. Этот мифологический персонаж традиционно
полисемантичен. В
представлениях об огненном змее отразились поня
тия об оживотворенных
небесных, «огненных явлениях» (о «живых»
летящих, падающих звездах,
метеоритах, необычных сполохах) и о
покойнике, обитателе и «хозяине»
иного, подземного (возможно, и
небесного) царства, который посещает
живущих на земле людей, пре
имущественно — тоскующих вдов.«Надлетев над
трубой и рассыпавшись искрами» змей прикидыва
ется красивым парнем или
покойным мужем и, как правило, губит
женщин: они начинают сохнуть,
чахнуть (змей «высасывает» их силы, а
иногда даже давит, поедает их
самих). Огненный змей может служить
человеку, наделенному колдовскими
способностями. Он приносит в дом
богатство, достаток, но, в конце
концов, губит хозяина. Спастись от
него можно только чудом — Новг.,
Череп., АРЭМ. ф.7, оп.1, № 798:1;
Влад., Смирнов 1922: 72; Урал,
Сказочная комиссия 1927:30; Забайк.,
Логиновский 1903:14. См. также:
Власова 2001:192 (Арх., Тамб., Калуж.,
Сарат., Симб., В. Сиб.).
Д. К. Зеленин считал «фантастических змеев-деньгоносцев, инку бов и суккубов», интернациональным явлением (Зеленин 1936: 202). В поверьях многих губерний России огненный змей (дракон, уж, клуб, шар), описываемый не вполне определенно, — форма существо вания (превращения) или свидетельство присутствия нечистых духов, главным образом черта: огненный змей — свергнутый с неба, но не долетевший до земли черт (Тул.); пламя вокруг невидимого черта (Влад.); нечистый дух (Кур.), и т. п. Согласно разрозненным свидетельствам о новгородских веровани ях XIX-начала XX вв., огненный змей может служить наделенным кол довскими способностями людям (он «шепчется» с колдуньей Настасьей Минкиной, сожительницей Аракчеева — Воспоминания 1871:556).
15 марта 1895 года, в 9 часов вечера, над станцией Померанье Новго родского уезда будто бы пролетел «огненный змей с хвостом» (или «пара»): «кому-нибудь денег понес». Пара, утверждали местные жители, — не чистый дух, летающий по ночам в виде огненного змея «к тем людям, которые с ним знакомы». Он «носит им деньги, отчего они богатеют. Так что если какой-либо человек неожиданно разбогател, то народ го ворит, что ему пара денег нанес». Н. Синозерский, сообщивший эти сведения, посчитал змея «необыкновенной величины болидом» и отде лил от «падающих звезд», которые «принимаются народом за ангелов, летящих на землю за душами людей — праведников, или же за ангелов, несущих души имеющих родиться младенцев» (Синозерский 1896: 143).
В публикуемом тексте, скорее всего, отражены представления о «змее-знамении» — оживотворенном, пророческом небесном явлении, или о «звезде с хвостом». Ср.: метеориты крестьяне иногда прямо име новали змеями (Арх., Дон, Костр.); почитали за огненных змеев (Симб.) (Власова 2001:191; см. также: Власова 1998: 386-396). «На Урале рассказывали, что в конце лета 1858 года в Киргизской Букеевской орде упал с неба огромный змей: “Как узнаешь, откуда он взялся и зачем? — Може, знамение какое”» (Железнов 1910:111). В Пер ми комету 1858 года называли просто «звезда с хвостом» (Зеленин 1910:165). В свою очередь, кометы именовались «власатыми или хвостатыми звездами». Иногда огненного змея отличали «от обыкновенных падающих звезд», которых в Петербургской и Ярославской губерниях именовали «ужами». Утверждали: «В то время как “ужи” падают сразу, быстро — огненный змей летит порывисто, скачками (Смол, губ.) или делает ду гообразный полет (Ряз. губ.), — все эти особенности хорошо замечены народом» (Святский 1913: 181-182).
Такие, весьма распространенные в России поверья, отмеченные еще А.Н. Афанасьевым, исследовались неоднократно (Сенаторский 1883; Зеленин 1910 и др.).Все подобные явления, предвестья грядущих перемен, издревле привлекали особое внимание. «Комету 1223 года русские летописцы свя зывали с несчастною битвою на Калке, комету 1264 года — с сильным мором скота, комету 1382 года — с нашествием на Русь Тохтамыша. После кометы 1471—1474 года “много зла быша на земле, глад, мор и брани”, замечает летописец». Комету 1858 года «раскольники называли звездою “ком” и по ней утверждали, что скоро наступит второе прише ствие» (Зеленин 1910: 164-165). В целом подобные небесные явления традиционно считались в Рос сии «предупреждениями» (предвестьями бед) или «наказанием от Бога»: «метлами, которые подметают небо перед Божьими стопами»; «звезда ми с дымовыми хвостами», которые «виснут» ниже облаков — «Бог посылает их на исправление людей» (Арх.) (Святский 1913: 179-80).
При этом поднятый вверх «хвост» небесного явления предрекает войну, а опущенный вниз — мор (Зеленин 1910: 167). Впрочем, многие полагали: подобным образом могут предсказы ваться «вообще важные» и даже благоприятные события («Божья пла нета не может предвещать худа»). «В сентябре 1618 года, когда польский королевич Владислав расположился под Москвой, на небе явилась ко мета. Глава ее, по словам летописи, стояла над самым городом Моск вой, а хвост ее протянулся к польской и немецкой землям. Царь и окру жающие его видели в этом предзнаменование того, что Москва будет взята королевичем. Но другие возражали им: “Сия звезда когда явится над которым государством главою стоящая, являет тамо вся благая, тишину и благоденствие, а иде же протяжется хвост, в тех странах явля ет быти нестроению, кровопролитию, междоусобной брани и великим войнам”. “И исполнися — добавляет “Новый Летописец” — тако напос леди”».
Аналогично, «перед уничтожением крепостного права комета ле жала на небе в продолжение шести недель» (Зеленин 1910:165, 168). С другой стороны, хотя с принятием христианства кометы и про чие небесные явления стали считаться знамениями всеведущего Бога, «вера в звездозаконие», взгляд на кометы как на живые существа, «сво евольные» или порожденные силами зла или всезнающей природой, так и не был окончательно изжит ни в народной космогонии, ни в апокрифической литературе. Об этом свидетельствует и устойчивый об раз «кометы-змея». Посему возникновение над Новгородом огненного змея можно было трактовать по-разному, совершенно противоположно: и как «знамение- предупреждение», ниспосланное Богом, и как явление нечистого, ко торого привлекли греховные деяния церковных иерархов. Явление змея могло считаться следствием «колдовства» церковно го причта, который наделялся в русских поверьях (их не чуждались и образованные классы) особыми сверхъестественными способностями (Труворов 1889: 714-715; Гальковский 1916: 221-222 и др.).
Семиглавость змея, вероятно, подчеркивала его мощь, либо сте пень греховности священнослужителей. И все же особый интерес представляют здесь, пожалуй, не столько запечатленные в документе традиционные поверья, сколько их специ фическое преломление в политической и общественной жизни первой четверти XVIII века. Огненный змей оказался в центре судебного разби рательства. Впрочем, то или иное присутствие сверхъестественных сил и су ществ в судопроизводстве вполне для России традиционно — и в мно гочисленных процессах о колдовстве и порче (см.: Есипов 1883; Косто маров 1883; Астров 1889; Труворов 1889; Черепнин 1929; Елеонская 1994 и др.), и в делах гражданских, где нечисть обращается в своеобразное «доказательство неблагонадежности» того, кто с ней соприкасается (эта черта особенно характерна для начала XVIII века).
Характерна, например, подборка дел из архива Тайной канцеля рии, проанализированная М.И. Семевским: распространение слухов о появлении кикиморы в Троицком соборе Петербурга интерпретируется как «вымысел на запустение города»; предсказание шведом-лекарем года кончины Петра I — как «ворожба» с целью погубить государя (Семевс кий 1884: 88-100; 90-95). Все это вполне соответствует той пестрой путанице понятий, ко торая царила в умах многих россиян рубежа XVII и XVIII веков. В допет ровской Руси «ведовские мечтания», их последствия могли считаться и вполне реальными, и «общественно значимыми». В частности, «прави тельственным требованием было, чтобы, присягая царю, клялись не прибегать к заговору и также к действиям и предметам, с ним связан ным» (Елеонская 1994:100-101).
Несуеверный Петр I «ведовство» и прочие проявления сверхъесте ственного трактовал, преимущественно, вполне прозаически, то есть как род замаскированной антигосударственной и антиобщественной деятельности. Но его подданные — то ли по привычке, то ли из-за со хранявшегося суеверия — продолжали вкладывать в рациональные по нятия иррациональный смысл и с удвоенным рвением искали в ходе судебных разбирательств не только измену, но реальные «ведовские мечтания», сопровождаемые вмешательством нечисти. В конце концов (хотя в законодательстве петровского и послепет ровского времени кликуш, бесноватых, колдунов автоматически при знавали притворщиками и обманщиками — (Татищев 1978: 326-327; Костомаров 1883: 481-494) суеверие все же заняло прочное место и в повседневной жизни, и в юридической практике вроде бы преобразо ванной Петром I Руси.
«1. Оно оказывает влияние на мотив преступления — это суеверие субъекта, нарушившего закон, — резюмировал столетием позже исто рик права.
2. Оно является средством мошенничества, когда преступ ник пользуется суеверием известного лица, чтобы путем обмана похи тить его имущество.
3. Суеверие является орудием мести при кликушестве и при ложном обвинении кого-либо в колдовстве. 4. Суеверие создает мнимые преступления, которые нередко делаются предметом судебно го разбирательства» (Левенстим 1897: 153).
В «деле об огненном змие над Новгородом», змей скорее всего стал «орудием мести», хотя более конкретный смысл его явления так и ос тался неразгаданным. Преосвященный Аарон, «епископ корельский и ладожский» (недаром и «змий взялся от Ладоги») — в его консистории в Новгороде произодилось следствие о таинственном змии и «шли допро сы попа Иосифова и обвиненного им судейского келейника Якова» — донес Феофану Прокоповичу: «оба допрашиваемых уперлись на своих прежних показаниях и требуют “гражданского розыска”». А это уже «пыт ка, застенок». Кроме того, сей розыск неминуемо «зацепит» и многих других, коим думает насолить злополучный поп. Феофан Прокопович все же сообщил Синоду о необходимости отослать «оного Якова», а после — и «оного попа Михаила» к граждан скому суду, что «без определения Синода опасно и требует на то резо люции». В Синоде дело, по-видимому, затерялось. Или, по крайней мере, не получило широкого общественного резонанса, чаемого попом Иоси фовым (Мордовцев 1882: 484-485). И «змий о семи головах», махнув огненным хвостом, бесследно растаял в новгородском небе.
Д. К. Зеленин считал «фантастических змеев-деньгоносцев, инку бов и суккубов», интернациональным явлением (Зеленин 1936: 202). В поверьях многих губерний России огненный змей (дракон, уж, клуб, шар), описываемый не вполне определенно, — форма существо вания (превращения) или свидетельство присутствия нечистых духов, главным образом черта: огненный змей — свергнутый с неба, но не долетевший до земли черт (Тул.); пламя вокруг невидимого черта (Влад.); нечистый дух (Кур.), и т. п. Согласно разрозненным свидетельствам о новгородских веровани ях XIX-начала XX вв., огненный змей может служить наделенным кол довскими способностями людям (он «шепчется» с колдуньей Настасьей Минкиной, сожительницей Аракчеева — Воспоминания 1871:556).
15 марта 1895 года, в 9 часов вечера, над станцией Померанье Новго родского уезда будто бы пролетел «огненный змей с хвостом» (или «пара»): «кому-нибудь денег понес». Пара, утверждали местные жители, — не чистый дух, летающий по ночам в виде огненного змея «к тем людям, которые с ним знакомы». Он «носит им деньги, отчего они богатеют. Так что если какой-либо человек неожиданно разбогател, то народ го ворит, что ему пара денег нанес». Н. Синозерский, сообщивший эти сведения, посчитал змея «необыкновенной величины болидом» и отде лил от «падающих звезд», которые «принимаются народом за ангелов, летящих на землю за душами людей — праведников, или же за ангелов, несущих души имеющих родиться младенцев» (Синозерский 1896: 143).
В публикуемом тексте, скорее всего, отражены представления о «змее-знамении» — оживотворенном, пророческом небесном явлении, или о «звезде с хвостом». Ср.: метеориты крестьяне иногда прямо име новали змеями (Арх., Дон, Костр.); почитали за огненных змеев (Симб.) (Власова 2001:191; см. также: Власова 1998: 386-396). «На Урале рассказывали, что в конце лета 1858 года в Киргизской Букеевской орде упал с неба огромный змей: “Как узнаешь, откуда он взялся и зачем? — Може, знамение какое”» (Железнов 1910:111). В Пер ми комету 1858 года называли просто «звезда с хвостом» (Зеленин 1910:165). В свою очередь, кометы именовались «власатыми или хвостатыми звездами». Иногда огненного змея отличали «от обыкновенных падающих звезд», которых в Петербургской и Ярославской губерниях именовали «ужами». Утверждали: «В то время как “ужи” падают сразу, быстро — огненный змей летит порывисто, скачками (Смол, губ.) или делает ду гообразный полет (Ряз. губ.), — все эти особенности хорошо замечены народом» (Святский 1913: 181-182).
Такие, весьма распространенные в России поверья, отмеченные еще А.Н. Афанасьевым, исследовались неоднократно (Сенаторский 1883; Зеленин 1910 и др.).Все подобные явления, предвестья грядущих перемен, издревле привлекали особое внимание. «Комету 1223 года русские летописцы свя зывали с несчастною битвою на Калке, комету 1264 года — с сильным мором скота, комету 1382 года — с нашествием на Русь Тохтамыша. После кометы 1471—1474 года “много зла быша на земле, глад, мор и брани”, замечает летописец». Комету 1858 года «раскольники называли звездою “ком” и по ней утверждали, что скоро наступит второе прише ствие» (Зеленин 1910: 164-165). В целом подобные небесные явления традиционно считались в Рос сии «предупреждениями» (предвестьями бед) или «наказанием от Бога»: «метлами, которые подметают небо перед Божьими стопами»; «звезда ми с дымовыми хвостами», которые «виснут» ниже облаков — «Бог посылает их на исправление людей» (Арх.) (Святский 1913: 179-80).
При этом поднятый вверх «хвост» небесного явления предрекает войну, а опущенный вниз — мор (Зеленин 1910: 167). Впрочем, многие полагали: подобным образом могут предсказы ваться «вообще важные» и даже благоприятные события («Божья пла нета не может предвещать худа»). «В сентябре 1618 года, когда польский королевич Владислав расположился под Москвой, на небе явилась ко мета. Глава ее, по словам летописи, стояла над самым городом Моск вой, а хвост ее протянулся к польской и немецкой землям. Царь и окру жающие его видели в этом предзнаменование того, что Москва будет взята королевичем. Но другие возражали им: “Сия звезда когда явится над которым государством главою стоящая, являет тамо вся благая, тишину и благоденствие, а иде же протяжется хвост, в тех странах явля ет быти нестроению, кровопролитию, междоусобной брани и великим войнам”. “И исполнися — добавляет “Новый Летописец” — тако напос леди”».
Аналогично, «перед уничтожением крепостного права комета ле жала на небе в продолжение шести недель» (Зеленин 1910:165, 168). С другой стороны, хотя с принятием христианства кометы и про чие небесные явления стали считаться знамениями всеведущего Бога, «вера в звездозаконие», взгляд на кометы как на живые существа, «сво евольные» или порожденные силами зла или всезнающей природой, так и не был окончательно изжит ни в народной космогонии, ни в апокрифической литературе. Об этом свидетельствует и устойчивый об раз «кометы-змея». Посему возникновение над Новгородом огненного змея можно было трактовать по-разному, совершенно противоположно: и как «знамение- предупреждение», ниспосланное Богом, и как явление нечистого, ко торого привлекли греховные деяния церковных иерархов. Явление змея могло считаться следствием «колдовства» церковно го причта, который наделялся в русских поверьях (их не чуждались и образованные классы) особыми сверхъестественными способностями (Труворов 1889: 714-715; Гальковский 1916: 221-222 и др.).
Семиглавость змея, вероятно, подчеркивала его мощь, либо сте пень греховности священнослужителей. И все же особый интерес представляют здесь, пожалуй, не столько запечатленные в документе традиционные поверья, сколько их специ фическое преломление в политической и общественной жизни первой четверти XVIII века. Огненный змей оказался в центре судебного разби рательства. Впрочем, то или иное присутствие сверхъестественных сил и су ществ в судопроизводстве вполне для России традиционно — и в мно гочисленных процессах о колдовстве и порче (см.: Есипов 1883; Косто маров 1883; Астров 1889; Труворов 1889; Черепнин 1929; Елеонская 1994 и др.), и в делах гражданских, где нечисть обращается в своеобразное «доказательство неблагонадежности» того, кто с ней соприкасается (эта черта особенно характерна для начала XVIII века).
Характерна, например, подборка дел из архива Тайной канцеля рии, проанализированная М.И. Семевским: распространение слухов о появлении кикиморы в Троицком соборе Петербурга интерпретируется как «вымысел на запустение города»; предсказание шведом-лекарем года кончины Петра I — как «ворожба» с целью погубить государя (Семевс кий 1884: 88-100; 90-95). Все это вполне соответствует той пестрой путанице понятий, ко торая царила в умах многих россиян рубежа XVII и XVIII веков. В допет ровской Руси «ведовские мечтания», их последствия могли считаться и вполне реальными, и «общественно значимыми». В частности, «прави тельственным требованием было, чтобы, присягая царю, клялись не прибегать к заговору и также к действиям и предметам, с ним связан ным» (Елеонская 1994:100-101).
Несуеверный Петр I «ведовство» и прочие проявления сверхъесте ственного трактовал, преимущественно, вполне прозаически, то есть как род замаскированной антигосударственной и антиобщественной деятельности. Но его подданные — то ли по привычке, то ли из-за со хранявшегося суеверия — продолжали вкладывать в рациональные по нятия иррациональный смысл и с удвоенным рвением искали в ходе судебных разбирательств не только измену, но реальные «ведовские мечтания», сопровождаемые вмешательством нечисти. В конце концов (хотя в законодательстве петровского и послепет ровского времени кликуш, бесноватых, колдунов автоматически при знавали притворщиками и обманщиками — (Татищев 1978: 326-327; Костомаров 1883: 481-494) суеверие все же заняло прочное место и в повседневной жизни, и в юридической практике вроде бы преобразо ванной Петром I Руси.
«1. Оно оказывает влияние на мотив преступления — это суеверие субъекта, нарушившего закон, — резюмировал столетием позже исто рик права.
2. Оно является средством мошенничества, когда преступ ник пользуется суеверием известного лица, чтобы путем обмана похи тить его имущество.
3. Суеверие является орудием мести при кликушестве и при ложном обвинении кого-либо в колдовстве. 4. Суеверие создает мнимые преступления, которые нередко делаются предметом судебно го разбирательства» (Левенстим 1897: 153).
В «деле об огненном змие над Новгородом», змей скорее всего стал «орудием мести», хотя более конкретный смысл его явления так и ос тался неразгаданным. Преосвященный Аарон, «епископ корельский и ладожский» (недаром и «змий взялся от Ладоги») — в его консистории в Новгороде произодилось следствие о таинственном змии и «шли допро сы попа Иосифова и обвиненного им судейского келейника Якова» — донес Феофану Прокоповичу: «оба допрашиваемых уперлись на своих прежних показаниях и требуют “гражданского розыска”». А это уже «пыт ка, застенок». Кроме того, сей розыск неминуемо «зацепит» и многих других, коим думает насолить злополучный поп. Феофан Прокопович все же сообщил Синоду о необходимости отослать «оного Якова», а после — и «оного попа Михаила» к граждан скому суду, что «без определения Синода опасно и требует на то резо люции». В Синоде дело, по-видимому, затерялось. Или, по крайней мере, не получило широкого общественного резонанса, чаемого попом Иоси фовым (Мордовцев 1882: 484-485). И «змий о семи головах», махнув огненным хвостом, бесследно растаял в новгородском небе.
Источник ➝
Понравилась статья? Поделись с друзьями!
Комментариев нет:
Отправить комментарий